Денис Урубко. Гашербрум II. Первое послевкусие / Горы Мира. Каракорум /
Автор: Денис Урубко. Алма-Ата
Первое послевкусие
|
Итак, на Каракорум наваливалась плохая погода. Мы сидели в столовой Базового лагеря, Симоне грустно водил пальцем по экрану компьютера — графики затуманивались от его дыхания.
- — На мой взгляд, надо пытаться, друзья, — пожал я плечами. — Три дня отдыха вполне достаточно.
- — Но я хотел бы пять-шесть дней… перед таким штурмом! — заявил Кори.
- — Да, конечно… и выискивать окно в погоде очень ненадежно, — жизнеутверждающе ляпнул Симоне. — Только если Карл Габбл мне даст «добро».
Однако, я смотрел на прогноз погоды, и видел, что дальше наступал полный беспросвет. И помнил слова пакистанцев о том… что в феврале ветра усиливаются. И облака концентрируются. И холода озлобляются… в общем, даже в мыслях становилось плохо.
После обеда из Инсбрука наш друг-метеоролог, сведя все координаты в одну точку на карте, сказал по телефону, что полтора суток гарантии он нам дает. Был бы это кто другой — я бы только посмеялся над подобным заявлением. Однако… это был Габбл. А он был волшебником.
- — Только после этого, Симоне, — сказал он, — вам придется уносить ноги как можно быстрее. Потому что в четверг в Каракоруме начинается ад. Надолго.
Мы собрали нехитрые манатки на выход. Если я начинал анализировать, то появлялись сомнения. Поэтому предпочел мыслить только направлением действия — вперед. Не думая о причинах, не вспоминая о слабой акклиматизации до 6400. Зато была возможность завершить дело одним ударом. В себе я был уверен, в Симоне тоже… что ж, Кори при плохом раскладе мог поддержать, помочь с грузами.
Первым делом американец удержал меня в трещине. Дело было в середине ледника на полпути до Первого Лагеря. Отходя от своих друзей, краем слуха я отмерил, как Кори сделал несколько шагов в противоположную сторону, выбирая слабину веревки. «Умница!» — подумал я. А в следующую секунду уже летел головой вниз, опережая грохот сосулек, в темную бездну. Сделав грациозный кульбит стукнулся обо что-то бедром, и услышал, как на поверхности Земли верещит Симоне. Вдвоем они выдернули меня как пушинку.
Два дня мы гребли по бескрайним заснеженным просторам, заново выминая тропу. Два дня, ничего не видя вокруг из-за бурана, лезли туда, где заканчивались веревочные перила. Наши ледорубы были в порядке, ждали…и мы заменили их на бамбуковые колья, что выпилили в Базе. Но утро третьего дня принесло ожидаемую и в то же время чудесную погоду.
|
- — Симоне, шесть часов! — подорвался я. — Пора вставать… Remove your body out.
- Не совсем хорошо зная английский язык, я часто использовал обороты интуитивно… и не всегда корректно. Симоне понимал это, и с усмешкой отодвигался в угол палатки, освобождая центр для сборов.
Этот день выдался чудесным. Светило и грело солнце. Вокруг сверкали чистотой прекрасные вершины Каракорума. До горизонта как мечта стелилось ощущение свободы. Силы переполняли нашу троицу вместе с оптимизмом. И мы лезли прямо по середине склона через бергшрунды. Снег здесь был сдут ураганом к подножию Гашербрума… и тропежка отнимала не много сил.
Зимняя тактика в силу некоторых моментов отличается от стандартной. Короткий световой день, сильные морозы, ураганные ветра и как следствие этого отличие рельефа заставляют искать иные решения. Так, Первый лагерь приютился на краю плато, Лагерь 2 находился сразу за «Banana rige», а третий штурмовой лагерь мы не рискнули выдвигать на Плечо, а забили в край последнего бергшрунда. По пути к нему нашли на припорошенном снегом льду пару перильных веревок, которые нам сильно помогли.
А ночью в полной темноте я услышал над ухом визг будильника. Задача оставалась только одна — работать, терпеть, вопреки всему. И я заорал со злым ожесточением: «Файе-е-ер!!!» Это была та музыка Scooter, которая только и могла рубануть по нервам диким сумасшедшим отчаянием. Файе-е-ер! А там хоть потоп. Попив-поев мы нацепили кошки на ранты ботинок, и стартовали. Куда-то… Выдолбив несколько сотен ступеней в крутом фирновом склоне над палаткой, я вышел на пологий участок. В лицо сразу ледяным предупреждением повеял Западный ветер. Настороженный, подобно Снежному барсу перед броском. В его дыхании сквозила угроза.
|
Однажды я поднимался по этому маршруту… однако, он промелькнул в моем сознании почти не запечатлившись. Потому что мне пришлось работать в скоростном режиме. А теперь с удивлением просчитывал метры скал, по которым наша троица лезла. Фонарик Симоне мелькал где-то в невообразимой дали. Следом туманно маячил Кори. А я пристроился последним, и только на высоте 7400, где не оказалось перильной нитки, снова вышел вперед…
С Кори иногда было сложно из-за непонимания. Когда надо было просто точно сделать, что требовалось, он начинал думать по-своему. Иногда это было правильно… как в случае с моим полетом в трещину, когда он точно выбрал слабину связки… иногда заводило в тупик. Просто, мы никогда раньше не ходили вместе на горы.
- — Обходи кругом… по полкам, — кричал я сверху сквозь усиливавшийся ветер, руками показывая направление. — И веревку под скалу засунь!
- — Куда?!
- — В…. — уже по-русски орал я.
- — Не понимаю! — сердито скалился Кори. — Твой английский хорош только пока не относится к маршруту.
В сумерках мы кое-как разобрались… и разозленный американец ринулся на траверс под вершинным треугольником. За ним, связанные белой линией веревки, ошалело брели мы с Симоне. Мало чего соображая от холода. Здесь нас всех накрыло высотное одеяло… воздуха не хватало для простых движений. Перед выходом на гребень я снова возглавил этот международный марш торжества безумия зимнего альпинизма. Потому что помнил «окно» меж скал, в которое предстояло сунуться.
За поворотом нашлось укрытие от ветра. И мы сумели перевести дух. Дальнейший путь, от которого можно было ждать как глубокого снега, так и чистого льда, на наше счастье оказался гуманным. Тянулся фирновый склон с короткими застругами снега. То есть, пахать не пришлось… силы и время не тратились… однако, в случае срыва возможность остановиться была.
Как часто бывает в подобные моменты, душу разрывали сомнения. Мысли метались — от полного отчаяния до сумасшедшего восторга. «Не пролезем… сейчас лед будет». «Уже 7800! мы почти у цели». «Ого! Еще двести метров по вертикали. Я сдохну». «Держись, военный!» «А как спускаться здесь будем? Опасно до безумия!» «Файе-е-ер!!!»
Так мы и работали. Симоне часто останавливался, переводил дыхание. Кори его терпеливо ждал. А я вглядывался в туманную пелену впереди, пытаясь вспомнить маршрут, знакомые детали. И в одном месте, там, где за скальной башенкой гребень резко вильнул влево, радостно закричал:
- — Симоне! Вершина там… всего лишь сто метров.
|
Мой друг приподнял голову. Это было спокойствие опыта. Да, все нормально.
На самом деле, конечно же, нам пришлось пахать в два раза дольше. Однако, это уже было неважным. На гребне я нашел ярко-красную перильную веревку, и скинул ее вниз, Симоне с Кори. А сам погреб рядом с ней по чьим-то безвестным следам к вершине. Иногда словно бредил — это были мои следы десятилетней давности. Как будто я двадцативосьмилетний сам протоптал их для себя. Молодость летела по моим жилам огнем. Я задыхался от чувства силы. И успокаивал себя, плыл в мороке слепящего туманного ветра.
А выйдя на высшую точку, поднял руки навстречу полыхавшему в круге солнцу. Постоял так секунду, цинично усмехаясь. А в голове кристаллом невероятного льда — синевой застывшей молнии мелькнула мысль: «Ну вот! Я здесь… Файе-е-ер!».
Потом подошли мои друзья. Я снимал их на видео-камеру и фотоаппарат чуть со стороны. Со скал, куда отправился, чтобы развеять собственные сомнения. Как и тогда в 2001 году. Время словно застыло тем же самым колючим кристаллом, что вымораживал мою душу. И все воспринималось с остротой вспышки молнии — мгновением истины. Когда весь мир познается до глубин.
Симоне, упав на колени, уткнувшись лицом в грань неба и земли, плакал. Кори орал что-то дикое в разверзшееся над нами небо, тормошил итальянца, обнимал его. А я, непонятно почему, словно со стороны наблюдал за всеми тремя нами. Как будто был не участником события… а простым зрителем из прошлого… из тех юных двадцати восьми лет.
|