Гашербрум 2. Детали восхождения / Горы Мира. Каракорум /

Автор: Денис Урубко. Алма-Ата

Каждый раз, выходя на стартовую черту мы думали о том, как и что сделать в этот конкретный выход. А точка отрыва находилась прямо в Базе. В первый раз я решил выпендриться, и тащил кошки по ледовым ухабам метров пятьсот… чтобы затем надеть их на морозе при спуске с морены. А Симоне с Кори понацепляли их прямо в столовой. Потом я тоже так делал, отстегивая «крампенсы» лишь после работы на маршруте — у своей палатки в Базе.

Выходов мы сделали аж пять. Постепенно втягиваясь в зиму. А если считать акклиматизацию на склонах Косар-Канга, то семь рабочих выходов. Трудоголизм крепчал. Это было тяжело, но необходимо. К тому же, важно было сохранять тропу, которую с огромным трудом пробили по глубокому снегу до Лагеря 1.

— Ден, — орал тогда Симоне. — Мы просто двое сумасшедших! Зачем делать такую нелепую работу, когда есть снегоступы!? Мы идиоты.

И продолжал упрямо пахать впереди, пробиваясь сквозь метровый снег.
— Да, Симоне, — покорно говорил я. — Согласен. Только началось это еще раньше… когда ты уговорил меня сюда ехать.

Выход на штурм с акклиматизацией только 6400 кому-то — в первую очередь нам самим — казался невообразимой наглостью и авантюрой. Однако, следует вспомнить, что мы хорошо тренировались перед экспедицией. Чтобы на восхождении мышцы ног поспевали за мышцами головы. Амбиции последних основывались и на том, что Гашербрум-2 — гора в форме пирамиды, в отличие, скажем, от Аннапурны. И всегда можно легко и быстро сбросить высоту — нет капкана, как на Восточном гребне Богини Плодородия.

В общем, снова получилось так, что мы набрали акклиматизацию на сравнительно небольших высотах. Зато набрали ее много и долго… от души, что называется. Поэтому мы не успели измотаться и устать, но втянулись в работу. А хорошая физическая подготовка позволила короткий рывок на вершину. При том, что перепад высот был, мягко сказать, не гуманным.

Несколько слов можно сказать и о продуктах. Наш паек явился плодом международного сотрудничества. Во-первых, Барбара жена Симоне прислала в вакуумных пакетах собственноручно приготовленное мясо с картошкой. Мы называли ЭТО «Гуляш».

— Вообще-то, по совести, это не совсем «гуляш», — скромно ковырял в котелке Симоне на высоте 6400 метров. — Уж извините, ребята.
— Извиняем! Так уж и быть! — кивали мы с Кори, не отвлекаясь от еды. Вкусно было неимоверно.

Из Базы для ужина в Первом лагере мы брали приготовленную Дидаром курицу и лепешки, сотворенные им же. Когда-то он наловчился лепить их на работе в исламабадской гостинице Мэриот . А для ночевок на высоте из казахстанского супермаркета я привез российскую кашу — гречку и овсянку. Еще за месяц до экспедиции Симоне тревожно вспомнил о ней. Потому что когда-то меня угораздило привезти ее в один из совместных проектов.

— Эт-та… лет пять назад ты привозил… кашу, — с огоньком в глазах тормошил он меня в итальянском магазине. — Видишь, у нас такой нет?!
— Привезу, — согласился я. Потому как до сих пор не могу понять, что мы ели в девяностые годы, когда россиянская промышленность до этих каш еще не доросла.
Поддержка всего мира грела наши сердца. И помогала работать. Потому что возникало чувство, что мы не одиноки. «Вся Сибирь за нас, — думал я в минуты кризиса. — А в Братске, где живет Гичев, пожалуй минус тридцать за радость иногда канают». Теплые слова, которые могли через интернет передать наши друзья, конечно же давали ощущение опоры, надежности. И появлялся азарт действовать более смело, отчаянно.

В общем, все полезное было в наличии. Даже мышцы в мозгах начинали работать согласовано. Потому, думаю, и вышло, что каждый из нас оказался на своем месте. Действовал так, как было необходимо, взваливая нагрузку, на которую был способен, к которой готовился. В Базе Симоне чинил генераторы, Кори монтировал видео, я готовил продукты. На маршруте пахали каждый «от забора и до обеда», с улыбкой поругивая местный климат.

— Важно, что человек улыбается, — подмигивал Симоне, когда мы падали обессиленные вечером в палатке. — Когда Ден по утрам поет песню про Канарейку на итальянском… Лично мне — весело!

Думаю, этой песней поначалу я смешил только Симоне, потому что Кори не понимал. Но под занавес экспедиции американец тоже начал соображать, когда, сплетничая за ужином мы с Симоне восклицали: «Ке белла рогацца! Мольто амо!» И некоторые другие слова знойной земли легионов Цезаря и оливковых рощ… И когда над гребнем Хидден всходило солнце, и освещало нашу палатку, то жизнь становилась прекрасной.

— Тридцать часов хорошей погоды, Денис! — усмехался Кори, когда мы «отрывались» от второго лагеря вверх по склону. — Ты веришь, что мы успеем? Метеорология…

После этих слов он неопределенно поводил плечами. Над нами ослепительной стеной поднимался Гашербрум, и предстояло найти путь на склоне. Расстояние превышало все наши возможности. Но… выбора не было.

— Карлу Габблу? — спокойно говорил я, — Верю. А главное, я верю в тебя и Симоне.

Вот в общем-то, в этих деталях, на мой взгляд, и таился секрет успеха. Все просто… надо было только упахиваться и верить. Поэтому теперь, когда меня спрашивают, в чем заключалась разница между восхождением на Макалу и подъемом на Гашебрум-2 зимой… то мне больше хочется рассказать о том, что было общего. О том, что помогло добиться успеха.

---